Разговор шел на английском, чтобы сидевший за рулем водитель такси их не понимал.
— В том-то все и дело, — пояснила Сигрид, — о приезде моей предшественницы в Москву знал только представитель ФБР в нашем посольстве. И тем не менее она погибла. Несчастный мистер Роудс и его семья не знают, что эксгумация трупа проводилась дважды. Сначала мы сами все проверили и убедились, что смерть Элизабет не была случайной. Вы можете даже не ездить к этому профессору Бескудникову. Он, конечно, подделал документы, подписав ложное заключение.
Вчера в ресторане я не хотела об этом говорить. Вы бы мне все равно не поверили. И поехали бы к профессору один. А мне очень хотелось поехать с вами.
Она говорила тихо, наклонив голову к Дронго. Ее мягкие волосы приятно касались его щеки.
— Давайте договоримся сразу, — строго сказал Дронго, — во-первых, вы больше ничего от меня не скрываете. Во-вторых, слушаетесь.
Он говорил по-английски и невольно обращался к Сигрид на «вы», подсознательно перейдя по-русски на «ты».
— Почему ФБР уверено, что Бескудников подделал документы?
— У погибшей действительно была аллергия на алкоголь, — пояснила Сигрид, — она никак не могла выпить того количества, какое отмечено в протоколе. Кроме того, она погибла не от удара. Ее задушили, это было совершенно ясно. Эксперты подтвердили наши подозрения.
— А как со второй эксгумацией? Врачи не заметили, что тело женщины уже доставали из могилы?
— Конечно, заметили, — недовольно ответила Сигрид, — но это уже были проблемы ФБР. Мы просто дали наш протокол для вторичного освидетельствования и убедили экспертов его подписать.
— То есть вы тоже соврали. А может, ошибаются ваши эксперты, а не профессор Бескудников?
Сигрид посмотрела на Дронго.
— У вас парадоксальное мышление, — заметила скептически женщина.
— Нет. Это называется опытом. У меня уже был в жизни случай, когда очень уважаемому эксперту, которого наверняка нельзя было купить или обмануть, просто подсунули другой труп, и он его тщательно и добросовестно проверил. Вы не предполагали такой вариант?
— Чем больше я работаю в России, тем больше удивляюсь, — честно призналась Сигрид, — здесь на каждом шагу встречаются абсолютно невозможные вещи.
Невозможные в любой другой стране, кроме России.
— Именно поэтому я и не хочу, чтобы вы занимались подобным расследованием в Москве, — пробормотал Дронго, — здесь свои правила и свои порядки, зачастую непонятные иностранцам. Здесь очень специфическая страна, Сигрид, и даже очень хорошее знание русского языка может не помочь решению проблемы.
— По-моему, вы с удовольствием отправили бы меня обратно в Америку, — сказала Сигрид, — вам не кажется, что я уже взрослая?
— Мне кажется, что вы дочь женщины, которую я не сумел спасти от смерти, — тихо пробормотал Дронго, — я ведь вам все объяснял. Если хотите, у меня просто неврастения на этой почве. Я слишком часто терял своих напарников, среди которых были и женщины.
Они промолчали. Сигрид осторожно дотронулась до его руки.
— Обещаю, что буду слушаться вас. И постараюсь не разделить судьбу ваших напарников, — немного иронично добавила она.
Дронго взглянул на нее.
«Кажется, я становлюсь старым брюзгой, — подумал он, — может, это из-за разницы в возрасте?»
Такси затормозило у здания научно-исследовательского института, где работал профессор Бескудников. Дронго расплатился с водителем и вылез из машины. Сигрид последовала за ним.
В институте было как-то пусто и тихо, словно все его сотрудники покинули это здание, и теперь в нем встречались лишь редкие лаборанты. Кабинет Бескудникова находился на третьем этаже, и когда они его обнаружили, выяснилось, что профессор уехал на совещание и будет через два часа.
— Придется ждать, — недовольно заметил Дронго, усаживаясь на стул в приемной, — от разговора с ним зависит весь ход дальнейшего расследования.
Услышав, что он говорит по-английски, секретарь Бескудникова, женщина лет шестидесяти, внимательно посмотрела на незнакомцев.
— Вы по обмену? — спросила она.
Сигрид хотела что-то ответить, но Дронго, легко подтолкнув ее, сразу закивал.
— Конечно, — сказал он, добавляя к своему голосу необходимый акцент, чтобы его приняли за иностранца, — мы прилетели из Америки для встречи с профессором Бескудниковым.
— Тогда вы подождите. Он обещал приехать значительно раньше. Может быть, он вернется через полчаса.
— Обязательно, — согласился Дронго и, обращаясь к Сигрид, сказал уже по-английски:
— Вы видите, Сигрид, в чем преимущество знания иностранных языков? Здесь по-прежнему уважают и немного побаиваются иностранцев. Это идет еще оттуда, из Советского Союза, когда любой иностранец был потенциальным врагом и шпионом ЦРУ. Шпиономания давно закончилась, а относительное уважение к иностранцам осталось. В отличие, например, от Франции, где вообще лучше не говорить по-английски. Вам просто могут не ответить.
Сигрид усмехнулась:
— Вам нужно писать книги. Вы очень наблюдательны.
— После первой же моей книги меня найдут и уберут, — очень серьезно сказал Дронго, — я живой только потому, что до сих пор никогда и никому не рассказываю о своих знаниях. Иначе это может быть бомба, которая взорвет не одно правительство.
— Понимаю, — согласилась с ним женщина. — Вы столько лет были связаны со всеми этими расследованиями. Мне рассказывали, что в ООН вам предлагали довольно солидную должность. Но вы отказались. Можно узнать почему?